– Человек, который знает, что он проиграл.
– Как вас понимать? – сердито спросила она. – Я пришла сюда за помощью, а не для того, чтобы отгадывать загадки. Ответьте мне на один вопрос: вы Алан Стоун?
Какая разница, если она это узнает?
– Да.
– Тогда вы тот человек, которого я ищу. Почему с вами так трудно говорить?
– Я вовсе не тот человек, которого вы ищете, – возразил он с силой. – Идите к полицейским, – добавил он, поворачиваясь, чтобы уйти.
– Я же сказала, что уже была у них. Полиция не может найти Рози, даже ФБР не может. Вот почему я здесь. Пожалуйста, выслушайте меня, хотя бы выслушайте. Потом… – эти слова дались ей с трудом, – если вы откажетесь помочь… я уйду тут же, обещаю.
Ей показалось, что она проиграла: мужчина не подал вида, что слышал последнюю просьбу. Он молча стоял по другую сторону ворот. Наконец он спросил:
– Кто послал вас?
– Простите, – она попыталась подойти ближе, борясь с ветром, – что вы сказали?
– Я спросил, – он пристально посмотрел ей в лицо, – кто послал вас?
– Фамилия это человека Милтон.
– Генри Милтон! – В его возгласе прозвучало больше гнева, чем удивления.
– Да, – кивнула она, – он.
– Ну! – Алан сердито схватился за створки ворот, держа их открытыми.
Она поняла: он ждет, пока она подойдет к нему. Закрыв за ней ворота, Алан засунул руки в карманы куртки и быстро зашагал по дороге. Она осталась стоять, обессиленная отчаянием. Через несколько ярдов он остановился и оглянулся.
– Долго вы собираетесь стоять и мокнуть под дождем? Мне холодно, я голоден и устал.
Мгновение спустя она шла рядом с ним.
– Я Ева Льюис.
– А ваша дочка? – Он не хотел знать, но слова, казалось, вырвались помимо воли.
Она секунду колебалась, перед тем как ответить.
– Рози, ее зовут Рози. – Ева посмотрела на строгий, словно вырезанный из камня профиль этого человека.
Сжав челюсти, ускорив шаги, Алан не отозвался на ее ломкий от внутренней боли голос.
До его дома было добрых две мили ходьбы от кладбища. Они шли под ледяным дождем, и Ева старалась не отставать от своего спутника, идти рядом, не сетуя на то, что не поспевает, не может шагать так же широко, как он. Хорошо уже то, что он согласился выслушать ее, – она не надеялась даже на это. Заглянув в первый раз в его потухшие темные глаза, она подумала, что заглянула в ад, и содрогнулась. После, когда она слегка пришла в себя от шока и отбросила всякие мысли о чем-то тайном и страшном, таящемся в глубине его души, она почувствовала к нему сострадание, и если бы не была в таком отчаянии, то непременно оставила бы в покое этого человека. Но это была ее последняя надежда.
Генри Милтон не стал вводить ее в курс дела, объясняя, почему Алан отгородился от всего мира. Он только упомянул, что после недавней трагедии его сослуживец превратился в отшельника. И добавил, что, если кто-нибудь и может найти Рози, так это только Алан Стоун. Вот почему она сейчас из последних сил пыталась приноровиться к его широкому шагу.
До дома, окруженного высокими деревьями, они добрались в рекордное время.
Это было здание с портиком, очень старое, построенное из камня, с трубой на красной крыше.
Ева медленно вошла в дом вслед за Аланом. В небольшой передней он снял куртку, повесил ее на вешалку, освободился от грязных ботинок. Потом, не глядя, протянул руку за ее плащом. Подождал, пока она скинет мокрые туфли, и прошел впереди нее в холл. Туда выходили две двери, по одной с каждой стороны холла.
Обе были закрыты. Лестница в конце холла вела на второй этаж.
Алан повернул направо. Они оказались в маленькой, скудно меблированной комнате. Подойдя к камину, он зажег уже подготовленные дрова.
Грея над огнем замерзшие руки, он бросил взгляд на окровавленный и грязный платок, прикрывавший рану, и почувствовал, что она пульсирует. Наверное, следовало бы заняться ею, но вначале придется выслушать рассказ женщины и… избавиться от нее.
– Так в чем дело? – спросил он, стоя к ней спиной.
– Меня с детства учили, что следует смотреть на человека, который разговаривает с вами. Этого требуют хорошие манеры, – мягко упрекая его, она в то же время думала, что холод и аскетизм комнаты отражают характер ее собеседника.
Сжав зубы, Алан повернулся к легкой фигурке, стоявшей у дверей.
– Вы пришли, чтобы давать мне уроки хорошего тона, или хотите рассказать о дочери?
Ева прикусила губу и промолчала, но в ее взгляде читался легкий вызов. Потом она опустила глаза и воскликнула:
– Ваша рука!
Алан посмотрел на свою руку, которую он бессознательно сжал в кулак. Обвязанный вокруг нее платок промок от крови. Она капала на пол, оставляя на дереве темно-красные пятна.
Подняв раненую кисть, он прошел мимо Евы к выходу из комнаты, с явным раздражением на лице. Она быстро отошла в сторону.
– Подождите, это займет только минуту, – бросил он ей через плечо.
Наверху Алан зашел в ванную, наклонился над раковиной и снял платок. М-да… Судя по всему, требовалось наложить швы. Все, что нужно, находилось на столике рядом с раковиной, вот только неудобно делать это левой рукой.
– Разрешите вам помочь.
Алан посмотрел в зеркало и увидел Еву.
– Я сам, – бросил он коротко и тут же уронил на пол пузырек с антисептиком, который пытался открыть.
– Да, но мне будет удобнее это сделать. – Она наклонилась, поднимая коричневую бутылку.
Открыв пластиковую коробку, стоявшую сбоку от раковины, и достав маленький квадратный пакет, Алан взял его в зубы, но раньше, чем он открыл его, Ева перехватила пакет. Она слегка потянула его к себе, но он не отпускал. Его глаза говорили: ухаживая за ним, она мало чего добьется. Ева это поняла и только кивнула. Через минуту пакет оказался у нее в руках. Он пристально следил за ее движениями. Достав иглу и нить для сшивания ран, она положила их на маленький столик и потянулась к его руке.